O lado louco do sexo e a nudez.

Que o sexo é puro instinto, natureza em estado bruto, ninguém pode negar. Quem disser que “não é bem assim porque pode ser praticado com amor, respeito, racionalidade, moral, etc., não entendeu o que eu quis salientar. Nestes casos, de sexo “para o bem”, santificado pela moral, a “fera” foi parcialmente domada, retraiu suas garras e, por não ter sido contrariada, trouxe felicidade a dois seres humanos — apenas dois, por favor... — envolvidos na operação.

 Orcas, tigres, ursos, leões e Pit Bulls, bem alimentados e tratados com carinho podem se mostrar amigos de seus donos, sem deixarem de serem feras com estranhos; ou com os próprios dono, quando contrariados. Golfinhos, esses amigáveis mamíferos aquáticos, quando hostilizados, mordem seres humanos, está comprovado. Ocorre o mesmo com o sexo, intrinsecamente animal, egoísta, e que só pensa naquilo. Cuidado, pois, com esse bicho capaz de morder o próprio dono.

Acredito que, mesmo nas mais respeitosas relações íntimas entre homem e mulher, o “bicho” ancestral, a libido — instrumento necessário à perpetuação da espécie — exige alguns toques de violência, pelo menos verbal, para que a fera, também ela, se sinta plenamente realizada. Do contrário, ficará à espreita, astuta, traiçoeira, sugerindo troca ou acréscimo de novos parceiros para sua própria realização insaciável, quando não contida pelo medo. Como os seres humanos ainda continuam sendo parcialmente animais, é preciso que não esqueçam esse detalhe quando, neste artigo, vou falar, mais adiante, sobre a quase nudez feminina em público, os estupros, atentados ao pudor e assédios em Hollywood.    

Quantos milhões de homens casados, em todo o mundo, razoavelmente honestos e responsáveis, sem maus antecedentes, descartam a esposa fiel e a família por causa de uma paixão que não passa de uma violenta e persistente atração física? O fato do fujão dizer que foi “por amor” não modifica a realidade. Geralmente dizem assim porque é simpático, “romântico”, usar um termo mais aceitável, socialmente, que o “desejo”; ou, mais especificamente, o “tesão” — termo desagradável, vulgar, rasteiro, que só utilizei aqui por conveniência de realismo e melhor convencimento do leitor. 

Com o que disse acima quis sugerir, por acaso, que o instinto sexual, por ser um componente normal do homem e da mulher, deve permanecer livre, sem controle, rebaixando o ser humano à sua “condição real” de macaco inteligente?  Não, porque se o homem ainda guarda resíduos de seu passado totalmente egoísta e animal, um outro lado dele — do pescoço para cima —, tem ambições mais elevadas, de natureza moral e intelectual.  

A solidariedade, a compaixão, a simpatia e sentimentos afins, podem ser encarados também como “dispositivos protetores” de alto valor porque em situações aflitivas —, causadas por nós mesmos ou pela má sorte — poderemos ser salvos do pior: da fome, da doença, da miséria, da morte, da omissão ou fanatismo de um governante. Quando Lenine concluiu que o Czar e sua família, permanecendo vivos, poderiam colocar em perigo a implantação do socialismo na Rússia, não hesitou em mandar matar o imperador, a mulher, filhos e serviçais. Até a cozinheira entrou no “pacote".  

A solidariedade e os direitos humanos, protegem-nos com sua capa invisível. Nenhum governo, hoje, atreve-se a ficar omisso quando milhares de pessoas estão na iminência de morrer de fome, ou afogados. Um robô “funcionário”, se dotado apenas de inteligência artificial, mataria “friamente” todos aqueles seres humanos que parecessem inúteis a seu construtor. “Inúteis” tais como doentes improdutivos, pessoas com mais de 90 anos, ou desempregados por falta de um nível de educação adequada.  

Na busca de um robô perfeito, inteligente, certamente os pesquisadores esforçam-se para que suas máquinas “humanizadas” evitem movimentos que redundem em perversidade, porque sabem, os técnicos, que a “inteligência” deve estar conectada, harmonizadas, com a “bondade”, ou pelo menos com a tolerância”. No projeto de robótica que inclua a “inteligência humana completa” como meta, haverá uma “falha técnica” se no robô não for inserido algo parecido com a ética e a solidariedade.   

Por outro lado, o instinto sexual não pode ser anulado, porque a espécie precisa desse peculiar bicho peludo — sem alusão — para continuar no seu aperfeiçoamento civilizatório. Os hormônios, na raça humana, desempenham um forte e inspirador papel nesse sentido. Fornecem a força, o entusiasmo, a criatividade. Nas Artes e até na supostamente “fria” Ciência.  Aristóteles Onassis, o grego bilionário, dizia que se as mulheres desaparecessem, os homens perderiam toda a ambição de trabalhar, inventar e progredir. 

Se o sexo é fera, como dito, é também uma bicho útil — à maneira de cães de guarda — e por isso deve continuar existindo, mesmo que futuramente seja possível criar seres humanos apenas de proveta, contados, dosados e construídos geneticamente em laboratórios. Ou castrados quimicamente, depois de fornecerem suas melhores sementes para serem congeladas e inseridas em úteros, também selecionados, visando acelerar nosso aperfeiçoamento como espécie ultra inteligente que pretende, em remoto futuro, se tornar um deus auto inventado, livre da morte natural.

 Não nos esqueçamos de que a vida, toda ela, na Terra, desaparecerá um dia, dependentes que somos do que acontece com o sol, esse gordo vermelho, cheio de manchas, que um dia explodirá, caso não nos mate antes, de frio. Gelados, ou torrados, desapareceremos, sem deixar rastros nem herdeiros. Pó. Conclusão que, embora distante, não deixa de ser melancólica, pelo menos para mim. Depois de tanta luta e sofrimento, por milênios, nada restará? Registros históricos pulverizados nada registram. 

A remota esperança contra o nada está em conseguir uma evolução cerebral que nos permita, com milagrosa tecnologia, migrar talvez para outro planeta, na distância certa de outra estrela, fonte de luz e calor. Ou em condições de dispensar qualquer estrela porque termos talvez dominado uma tecnologia que nos possibilite trocar o sol por usinas nucleares que façam o trabalho do nosso atual gigante de fogo; até melhor do que ele, por ser controlável. 

 Voltando à “fera”, o que este texto quer salientar é que o “cavalo louco”, o sexo, deve ser domesticado e adaptado à civilização. Por enquanto, cabe à lei, à justiça, mantê-lo com rédeas curtas, porque com a anarquia, com o abuso sem reprimenda esse instinto meio louco ele só causará prejuízo e infelicidades, tais como estupros, atentados ao pudor e assédios. E a contenção disponível é o medo da lei, complementada com a educação. Pessoas realmente educadas não precisam ser intimidadas para ter bom comportamento no relacionamento amoroso, mas como a educação moral é um artigo raro, ainda é imprescindível um forte componente legal inibitório.

Felizmente, o medo do fuxico, do escândalo, da mídia, do tiro ou facada do enciumado, ou enciumada; da polícia, do castigo divino e das doenças resultantes do sexo perigoso pode conter o cavalo louco provisoriamente. O cavalo louco pode parar de relinchar por fora mas continuará relinchando e escoiceando por dentro. Qualquer brecha e ele sai desembestado. Darei um exemplo. 

Quando eu ainda estudava Direito um colega de classe que já trabalhava na polícia me contou seu espanto quando acompanhou, de perto, um inquérito policial relacionado com um caso de estupro, ou tentativa, ocorrido em um sítio, ou fazenda — não me lembro desse detalhe. À época eu não imaginei que um dia relataria o que dele ouvi no breve intervalo das aulas. 

O caso relatado foi assim: um caseiro ou trabalhador braçal  sentiu-se violentamente atraído pela bonita e voluptuosa esposa do patrão. Como precisava do emprego, tentou, inutilmente, esquecer a tentação. Vivendo distante da cidade, o isolamento certamente influiu para que a ideia fixa entrasse cérebro e nele fincasse raízes difíceis de arrancar. 

Depois de algumas semanas de tortura visual, hormonal e cerebral — nessa ordem —, quando seu patrão precisou ir à cidade, deixando sua mulher sozinha, o trabalhador, caladão, respeitoso, sem antecedentes criminais —, foi dominado pelo instinto. Não haveria o perigo de um marido presente!  Praticamente enlouquecido, revelou á moça, sem palavras, só no modo sombrio de olhar e sorrir — as mulheres conhecem, de nascença, esse esgar —, o perigo que corria. Fugiu para dentro de casa, trancou portas e janelas e provavelmente rezou para que o marido voltasse logo.

Transtornado e frustrado, o empregado passou a esmurrar e chutar todos os obstáculos, sem o menor medo das consequências. Afinal, o marido dela poderia voltar a qualquer momento, ou a mulher poderia ter uma arma em casa e matá-lo em legítima defesa.

 O que impressionou esse meu colega de classe não foi a ocorrência de um crime ou tentativa de estupro. Foram as fotos dos estragos do imóvel com portas, janelas e até paredes danificadas o pelos “coices” do cavalo humano não castrado. Segundo o relato desse meu colega, as fotos pareciam mais a passagem de um tornado. Só o telhado escapara da destruição. Ele nunca imaginou que um ser humano normal, não doente, chegasse a tal ponto de loucura. E não me lembro dele ter mencionado a concomitância da embriaguez. Só lamento não ter pedido a ele mais informes sobre o ocorrido.

Com perdão pela longa digressão, tais lembranças foram provocadas pelas notícias recentes sobre as denúncias de assédio sexual por parte de um produtor de cinema de Hollywood, que teria exigido sexo de belas atrizes, em troca de papéis nos melhores filmes . 

Poucos anos atrás escrevi dois artigos — publicados no meu blog francepiro.blogspot.com e no meu livro “Verdades que melindram” —, sobre o que aconteceu com um político e economista extremamente inteligente, Dominique Strauss-Kahn, então diretor-geral do FMI – Fundo Monetário Internacional. Ele foi acusado, com grande repercussão midiática, de tentativa de estupro, ou de atentado violento ao pudor, contra uma humilde camareira negra, imigrante, em hotel de Nova Iorque. 

 Strauss-Kahn, segundo o relato da vítima, estava no banho quando ela entrou no quarto para trocar os lençóis e toalhas, sem saber que o hóspede estava se lavando no banheiro. Enquanto fazia isso, o banqueiro terminou o banho e sem mais aquela, nu, agarrou a assustada empregada, obrigando-a a praticar de um ato libidinoso diverso da conjunção carnal. A cena não teria demorado mais de alguns minutos. Em seguida, acalmado, ele vestiu-se, dirigiu-se ao aeroporto, para retornar à França mas foi preso antes que o avião levantasse voo. Saiu da aeronave algemado e conduzido à prisão. 

O fato de Straus-Kahn estar na cobiçada chefia do FMI e cotado como provável futuro presidente da república, na França, parecia-me, por si só, uma prova de que o economista estava sendo vítima de uma óbvia armação de seus inimigos. Seria ele tão extremamente estúpido — inteligente como era — a ponto de jogar no lixo sua reputação, em troca de poucos minutos de sexo que nem chegou a ser completo? Com seu poder e riqueza esse cidadão não teria à sua disposição dezenas de belas moças disponíveis, pagas ou “honradas” pela preferência da ilustre figura, embora de cabelos brancos? 

Revoltado com a aparente tendenciosidade da mídia internacional, “difamando” um prestigiado economista e cotadíssimo presidenciável, escrevi uma quase furiosa defesa do político francês, com o título de “Teoria conspiratória ou genialidade no crime”. “Fundamentei”, por a + b, que a acusação era absurda, irracional, contrária à mínima lógica, censurando a “pouca inteligência” dos jornais, supondo como verdadeira algo “impossível de acontecer”. Além do mais, a vítima nem mesmo era bonita. Para ser franco, era até feia de rosto. 

Com o passar dos dias, semanas e meses, ficou provado que eu estava redondamente enganado, o que comprova que o bicho libido afronta qualquer análise de previsibilidade. O financista, de fato tinha atacado, com fúria libidinosa, a camareira, certamente presumindo que a mulher não o denunciaria. E realmente não foi ela quem procurou a polícia. A vítima apenas saiu do quarto enfurecida e contou brevemente o ocorrido, sem mencionar detalhes ao gerente ou funcionário do hotel.  

Como Kahn esqueceu o celular no hotel, telefonou para a portaria, contou que estava no aeroporto e pediu que alguém trouxesse com urgência seu aparelho antes da saído do avião. Com isso o gerente do hotel avisou a polícia, que rapidamente o prendeu dentro do avião. Algemado e fotografado, apareceu em todos os jornais.

 Assim o perigoso instinto destruiu, em poucos minutos, seu portador. Alterou, provavelmente, o futuro da França, da Europa e do mundo — ele perdeu o cargo no FMI — caiu no ostracismo e teve que fazer um acordo de indenização, em quantia não mencionada, com os advogados da vítima. Sua mulher, que inicialmente o apoiara, pediu divórcio e a vítima tornou-se empresária. Pelo que sei, a vítima não era pessoa de mau caráter. Os fatos evoluíram por si só. De um estreito ponto de vista — o econômico — a vítima “lucrou”, mas sem vexame moral, porque tudo aconteceu contra sua vontade naquele quarto de hotel.  

Agora, em outubro de 2017, a mídia publica relatos de atrizes famosas que, décadas atrás, tiveram que conceder seus “favores” a mandões ilustres de Hollywood para conseguir papéis que as levaram à fama e à riqueza. Dizem que, “sem ceder”, não conseguiriam os bons papéis que as projetaram para uma vida de brilho e felicidade. Sob o prisma rasteiramente financeiro, foi um abuso que se transformou em vantagem para as vítimas.

Aquelas artistas que se mantiveram firmes e “não cederam”, permaneceram, a maioria delas, provavelmente, no anonimato. Algumas delas devem estar pensando hoje: — “Será que eu agi certo, sendo tão dura com aquele animal? O que ganhei com isso? Paz de consciência? Ora, minhas colegas ‘vencedoras’ que ‘cederam’ e subiram, podem se justificar moralmente alegando que ‘foram forçadas’, senão não conseguiriam os melhores papéis nos filmes.” 

Esse movimento das mulheres do mundo artístico, foi bem-vindo porque o medo do escândalo e do prejuízo financeiro, dos chefões do cinema e da televisão, diminuirá, certamente, o assédio sexual no mundo artístico. Futuramente, as artistas moralmente “intransigentes” terão mais oportunidades de aparecerem e revelarem seus talentos. Haverá um avanço ético e até mesmo artístico na indústria do entretenimento. Quantas moças talentosas deixaram de enriquecer a arte do cinema porque não conseguiram visibilidade?

Haverá sempre, porém, algumas beldades que, sem assédio, sem pressão externa, estão dispostas a “subir na vida”, a qualquer preço, e não só no campo das artes. Uma ex-Miss Brasil, em entrevista que li, tempos atrás, indagada se considerava aceitável subir na carreira usando o sexo, ela respondeu, com a maior tranquilidade que sim. E realmente subiu. Era uma mulher “prática”, bonita e de algum talento. Aparecia em novelas.

Encerrando, quanto à nudez excessiva da mulher em público, pessoalmente discordo de tanta exposição. Ela caleja a sensibilidade dessa “raça” que parece destinada à extinção lenta e gradual: a dos heterossexuais. Há uma nova forma de preconceito, aprovado pela mídia: a heterofobia. 

 Poucos dias atrás, em uma revista semanal, vi a foto de uma bela moça vestida da seguinte maneira: duas pequenas estrelas cobrindo os mamilos e um pequeno triângulo invertido cobrindo o local por onde saem os bebês. Ou melhor, saíam, porque agora a preferência é pelas indolores cesarianas.  

Se a mulheres se cobrissem mais, não usassem jeans tão costurados ao corpo, quando provocante, certamente haveria menos casos de abusos e estupros. A exposição das “partes” estimula o cavalo louco. 

Quando voltará o antigo e belo recato feminino? 

Lendo o que acabei de escrever, não controlando minhas livres associações de ideias, devo concluir que sou uma mente que aos poucos se distancia do mundo atual. E só disse metade do que penso. Se pelo menos algum leitor, ou leitora concordar, para mim será o suficiente. Prestigio o voto de qualidade.  

Um resumo deste artigo estará no www.500toques.com.br 

Abraços.

(22-11- 2017)

Cryonics” ou “cryonie”, l’unique roman en version électronique qui, en parallèle de l’intrigue, informe, au travers de dialogues éclairants, comment l’humanité tente – et peut-être réussira – de suspendre, grâce à la congélation, la mort non acceptée par les esprits les plus audacieux.

En 2005, j’ai publié un roman – “Cryonie”, auteur Pinheiro Rodrigues – au sujet de la cryogénie appliquée à l’être humain. Tout le monde sait que la cryogénie constitue un chapitre sérieux de la science, dédié à l’étude des effets des basses températures sur les êtres vivants et non-vivants. Le froid intéresse les chercheurs allant de domaines tels que la vitesse de l’électricité dans les matériaux, à la recherche spatiale, au stockage des banques d’ovules et de sperme et pour bien d’autres applications.

En ce qui concerne l’humain, la cryogénie a fini par intéresser les esprits les plus « visionnaires » - ou les plus lucides et audacieux – qui jugèrent alors adéquat la création d’un département propre au sein de la cryogénie qui étudierait spécifiquement la congélation des êtres humains. Ce « département » a été baptisé « Cryonics » aux États-Unis – que j’ai traduit en français par « Cryonie ». Certains « visionnaires » – ou encore mieux certains « enthousiastes » – en sont venus à imaginer la chose suivante : si un homme, plutôt jeune, est terrassé par une maladie incurable, et est proche de la mort, qui aurait-il, posez-vous la question, de moralement censurable si c’est homme, au lieu d’attendre passivement le « lugubre peloton d’exécution » demandait à être congelé, immédiatement après sa mort naturelle, comme s’il s’agissait d’un spermatozoïde ou d’un ovule ? Maintenu à une température proche du zéro absolu – température à laquelle les atomes turbulents se maintiennent quasiment immobiles –, il n’y aurait alors pas de décomposition, n’est-ce pas ?  

– “Mais le “visionnaire” serait alors mort! Comment ressusciter un corps congelé ? Etant mort, son âme aurait alors quitté son corps ! Où pourrions-nous la récupérer afin de la réintroduire à l’intérieur du corps de ce fou décédé il y a des décennies ? » – s’exclamaient les spiritualistes les plus indignés.

En s’appuyant sur cet espoir, moralement non-censurable, les “enthousiastes utopiques” ont commencé à imaginer les techniques possibles pour vérifier s’ils réussiraient à congeler une personne juste après sa mort, évitant ainsi la détérioration, principalement des neurones. Ils imaginèrent alors, utilisant uniquement la logique, que, si un être vivant quelconque était congelé de manière à ce que ses cellules ne se détériorent pas, immobilisées par le froid, il serait possible – au minimum possible —, que, d’ici quelques décennies, quand la science et la technique seraient beaucoup plus avancées, que cette personne soit décongelée et manipulée, d’une manière spéciale, afin de retrouver la vie. Les séquelles résultant de ce long « sommeil » gelé, seraient alors réparées par la science future. Quelque chose de comparable à ce qu’il se passe lorsque nous visionnons un film sur DVD, appuyons sur « pause » et, ensuite, continuons à regarder l’enregistrement. Si, grâce à la congélation, rien ne s’est décomposé, pourquoi, peut-on se demander, serait-il impossible de « ressusciter » quelques décennies plus tard ? Tout dépendra des techniques futures, qui seront beaucoup plus avancées que les actuelles.     

Cet espoir, d’un être humain qui se sait un pied dans la tombe, ou proche de la crémation, peut avoir un effet psychologique secondaire non-négligeable : il est beaucoup plus réconfortant de savoir que l’on va sombrer dans l’inconscient sur une table d’opération, pour peut-être – au minimum peut-être – se réveiller dans un futur plus avancé scientifiquement ; plutôt que de savoir, avec une certitude absolue que l’on va mourir pour de bon, et se décomposer ou brûler dans un four crématoire. – « Si la cryonie ne fonctionne pas, tant pis. Je serai déjà mort et ne saurai même pas de cet échec. C’est comme s’endormir pour une opération à risques. C’est quelque chose de beaucoup plus acceptable que la certitude d’une mort imminente, avec son « vide » terrifiant, ou son feu de l’enfer, si tant est qu’il existe. L’unique préjudice, si la cryogénie venait à ne pas fonctionner, sera pour le compte de mes héritiers avec les coûts de la congélation. Mais si cela fonctionne, le préjudice sera encore plus important car ils devront rendre partie de l’héritage reçu à la « mort » du « vieux fou ».

Voyons maintenant l’aspect technique de la chose puis une conclusion pessimiste  – expliquée dans un des paragraphes – à laquelle je suis arrivé, il y a de cela un ou deux mois mais que j’ai depuis nuancé.

Il n’y a pas de doute, comme je l’ai déjà dit, sur le fait que le froid intense de la cryogénie – 196° Celsius négatifs – empêche à, disons, 99% la putréfaction des tissus. Cependant, ce froid n’a pas que des effets bénéfiques. Avec la congélation, l’eau à l’intérieur des cellules de notre corps, se transforme en cristaux de glace qui se dilatent, et qui, en tant que tels, sont dotés de fines arêtes dont les pointes sont capables de perforer la membrane cellulaire, laissant ainsi s’échapper le précieux liquide lors de la décongélation. Sans eau, la vie des cellules et de l’être humain devient impossible. La décongélation rendrait des milliards de cellules inutilisables et serait l’obstacle majeur à l’efficacité de la cryogénie. 

Toutefois, un espoir est né lors des dernières années : des crapauds et des grenouilles des régions arctiques qui congèlent en hiver, apparemment morts, « se réveillent » avec le retour du printemps, vifs et prêts à continuer le cycle biologique : se nourrir et s’accoupler. Pour réaliser une telle prouesse, proche de la résurrection, l’organisme des grenouilles de ces régions, la « grenouille-léopard » (Rana pipiens), produit  un type de sucre qui empêche l’eau des cellules de geler et donc de se dilater et de provoquer le dommage cellulaire mentionné auparavant. En somme, les cellules se maintiennent congelées, « vitrifiées », mais sans dilatation. Et sans dilatation, je le répète, les cellules conserveront leur indispensable liquide.

C’était ce que les adeptes de la cryonie voulaient entendre. Les obstacles restants seraient alors contournés comme, par exemple, les interdictions légales, exagérées, exigeant que le patient soit « totalement » mort pour que puisse commencer les préparatifs pour la congélation, avec une substitution immédiate du sang par du glycérol. Cette exigence bureaucratique légale de « mort certifiée », implique la présence continue d’une équipe de techniciens pour une durée pouvant excédée plusieurs jours. A l’instant où le cœur s’arrête de battre commence alors une course contre la montre où chaque minute compte. Si le cerveau se retrouvait privé d’oxygène plus de quelques minutes – le nombre exact est sujet à discussion —, les neurones commenceraient à s’endommager, ce qui invaliderait la raison d’être de la cryonie. Les personnes qui souhaitent être congelées, pour se « réveiller » d’ici quelques décennies, souhaitent revenir à eux aussi lucides qu’ils l’étaient avant de mourir.

Avec la bonne nouvelle des quelques grenouilles et crapauds congelés qui ont réussi un retour à la vie, il suffirait aux adeptes de la cryonie de se consacrer à la synthèse d’une substance qui, introduite dans le corps du « patient » immédiatement après sa mort, empêcherait l’eau des cellules de se transformer en glace.  Sans glace, je le répète, aucune dilatation, aucun « éclatement » des cellules.

A ce stade de la démonstration, je dois avouer que mon plus grand espoir — lors de l’étude de ce thème et l’écriture de ce roman — n’était pas vraiment, à titre d’exemple, de permettre à une personne atteinte d’un cancer incurable, de pouvoir jouir de quelques années de vie supplémentaires après sa “résurrection”. Cela représenterait beaucoup de travail et de dépense pour peu d’années de vie en plus. Mon “ambition secrète”, “inavouable” – mais pas à moi-même —, était la perspective de quelque chose de beaucoup plus grand: une quasi éternité physique. 

Je m’explique. Si le patient, après des décennies de “cryopréservation”, revenait à lui lucide et était un scientifique exceptionnel – un Einstein ou un équivalent —, avec un immense bagage d’informations et de réflexions propres, il serait utile pour l’humanité qu’il vive — lucide, lucide ! – deux cents ans, trois cents ans ou plus avec un apport régulier de nouveaux neurones — véritables “tiroirs” de stockage d’informations – qui viendraient apporter de nouvelles connaissances à celles déjà existantes.

Comment obtiendrait-on ces nouveaux neurones? Grâce aux cellules souches embryonnaires, capables de se transformer en n’importe quel type de cellules, y compris les cellules nerveuses. Il se trouve que même les têtes les mieux faites vieillissent, s’affaiblissent et meurent. La nature est “mesquine”, elle impose cette limite temporelle. Elle insiste à ce qu’il ne subsiste aucun être dépassant les 130 ans, approximativement. Si ceci arrivait aujourd’hui, nous serions en présence de momie vivante, sauf qu’aveugle, muette, sourde et désorientée.

Même les têtes les mieux faites vieillissent, malheureusement. Cependant, avec un apport régulier de nouveaux neurones “mourant d’envie de travailler”, – peut-être après de nécessaires interventions chirurgicales dans la boite crânienne-, l’esprit humain ferait un grand pas en avant. Avec l’aide de nouveaux neurones, en complément des plus anciens, on assisterait à l’union biologique du nouveau et de l’ancien. Ceci à l’inverse de ce qui se passe de nos jours à l’intérieur de la boite crânienne de tout grand scientifique, chez qui, les neurones s’éteignent, tout simplement, faisant place à la décrépitude. Revenant au scientifique brillant, un Einstein avec trois fois plus de neurones aurait certainement beaucoup de nouvelles choses à nous enseigner.

A ce stade plein d’entrain de ma réflexion, une douche froide est cependant venue calmer mon enthousiasme spéculatif. Je me suis alors rappelé qu’aucune cellule n’est immortelle. Les neurones sont des cellules. Et les nouveaux neurones, obtenus grâce aux cellules souches embryonnaires seraient des sortes de « bébés-cellules », totalement ignorantes. De la même manière, elles devraient « apprendre à parler, à lire, à stocker le savoir basique, pour enfin, pouvoir aider le vieux scientifique ». Les neurones anciens, bien que savants, s’affaibliraient et mourraient au fur et à mesure que la « jeunesse cellulaire ignorante » germerait dans son cerveau, jadis privilégié. Continuerait à avoir lieu dans le cortex cérébral cette régulière « invasion barbare » – comme un certain philosophe avait pour habitude de nommer chaque nouvelle génération » – alors que les neurones porteurs de savoir périraient.  

Comme je ne connais aucune possibilité de rendre les neurones immortels, j’en suis arrivé à penser que, malheureusement, la cryonie – au cas où elle viendrait à fonctionner – ne serait utile que pour que le patient, une fois « réveillé », puisse continuer la vie qu’il menait avant d’être congelé. Il ne vivrait, après avoir été « ressuscité », que les années qu’il aurait dû vivre s’il n’avait pas été atteint de cette maladie mortelle. Probablement quelques années en plus, grâce aux ressources de la future médecine. Mais pas plus que cela. A peine un « étirement » après une longue « halte ». Mais en aucun cas de nombreuses décennies supplémentaires.     

J’insiste dans mon raisonnement: Même si une personne arrivait à « ressusciter », sans séquelle – ce qui serait en soi une retentissante prouesse technique- le « ressuscité » continuerait à vieillir et ce à partir de l’âge auquel il aurait été congelé. S’il recevait régulièrement des greffes de cellules souches embryonnaires, capables de se transformer en neurones, ceux-ci seraient, comme je l’ai expliqué auparavant, des « boites vides » qui devraient être remplies à partir de zéro. Au fur et à mesure des années, le brillant scientifique ne serait déjà plus le même mentalement, car ses vieux et savants neurones seraient morts. Einstein ne serait plus cet Allemand né à Ulm, à moins que quelqu’un ne le lui enseigne, en l’expliquant aux nouveaux neurones greffés dans son cerveau. Triste constat n’est-ce pas ?         

J’en suis arrivé à penser: s’il existe un Dieu qui a délibérément créé une créature si spéciale, « à son image » – l’animal humain, – il semble qu’envoyer sur cette planète Terre un être si peu digne de confiance, cupide et orgueilleux, qui un jour aspirerait à la vie éternelle et peut-être même à lui prendre son pouvoir, ne faisait pas partie de ses intentions. N’ayant donc pas totale une confiance en sa créature spéciale – du moins pas sur la planète terre- il a donc installé dans son cerveau des neurones de durée limitée, comme pour tamponner sur l’Homme ces mots invisibles « article périssable. Durée de validité : 120 ans. A consommer de préférence bien avant la date de péremption ».

En relisant mon dernier paragraphe – bien pessimiste quant à la « semi-immortalité » améliorée-, une nouvelle idée m’est survenue et je vais l’expliqué. Elle est cette fois en faveur de la cryogénie appliquée aux scientifiques d’une valeur exceptionnelle. Il se trouve que les limites décrites auparavant –  le fait que les nouveaux neurones dérivés des cellules souches embryonnaires naissent totalement vides d’informations – n’ont pas pris en compte les probables et inimaginables progrès de la neurologie lors des prochaines décennies. 

Peut-être que — seul le futur nous le dira — les connaissances stockées dans les vieux neurones seront transférées vers les « jeunes » neurones par des synapses spontanées, permettant ainsi au scientifique de garder son identité antérieure. Dans ce cas, nous serions au commencement  d’une éternité biologique – dépendant uniquement de la capacité technique future à maintenir vivant l’organisme humain dans son ensemble. Un stade auquel on pourrait arriver plus facilement qu’à la gestion des neurones. Ce serait le rêve inavoué des êtres humains qui, faute d’alternative, se contente de la toujours discutable éternité spirituelle, accompagnée de ses jugements et punitions.  

Le roman “Cryonie” – peut-être le seul ouvrage sur cette planète publié sur le sujet — est disponible, en anglais et portugais, pour lecture sur support électronique ……………. (espace pour mentionner où acheter le livre électronique)….., et comprenant les composantes littéraires nécessaires à tout roman. Cette œuvre raconte le drame d’un banquier brésilien, qui se retrouve accusé du meurtre de son épouse, fait faillite, et, atteint d’un cancer préfère finalement être congelé aux Etats-Unis plutôt que de  purger sa peine de prison qu’il considère injuste. Tout au long de sa lecture, le lecteur pourra tirer sa propre conclusion quant à la culpabilité du financier tombé en disgrâce.  

Si le lecteur s’intéresse à la littérature associée à la science et à la philosophie, « Cryonics », ou « Cryonie » est le livre idéal, probablement unique en son genre. Il enseigne, polémique et philosophe en abordant un désir inavoué du genre humain : la semi ou totale immortalité physique. Sans porter préjudice à l’immortalité spirituelle au cas où le décès surviendrait à un moment donné.

Fin

«Крионика» – единственный роман, опубликованный в электронном формате, который рассказывает, как человечество пытается (возможно, даже успешно) избежать смерти с помощью заморозки – задача, непостижимая даже для самых смелых умов.

Prezados leitores e leitoras,

Não se assustem com o texto, logo abaixo, escrito em língua tão estranha. É a tradução, para o russo moderno, de um texto meu, em português, sobre a Criogenia. O alfabeto utilizado é o cirílico, adotado quando o povo russo adotou o Cristianismo, em 988.

Como tenho essa tradução em meus arquivos, decidi utilizá-lo — também com alguma intenção brincalhona, confesso — considerando que todo blog pode ser lido em qualquer parte do mundo. Não é impossível que alguma pessoa — mono ou bilíngue em português e russo — topando por acaso com meu blog em português, se interesse pelo assunto “Criogenia” e por isso leia meu romance, escrito em português e disponível no 500toques, formato eBook, o que me deixará muito contente. Há, também, uma versão para o inglês, “Cryonics”, mas não disponibilizada gratuitamente neste site.

A tradução da apresentação, é a seguinte: “Criônica” é o único romance publicado, em formato eletrônico, que diz como a humanidade tenta (talvez com sucesso) evitar a morte congelando provisoriamente o ser humano para ressuscitação futura — uma tarefa pouco compreendida mesmo pelas mentes mais audaciosas”.

(Автор: Франциско Сезар Пинхейро Родригес)

В 2005 году я опубликовал роман «Крионика» об использовании криосохранения на человеке. Как известно, крионика – серьезная область науки, которая изучает влияние низких температур на предметы и живые организмы. Эффекты низких температур особенно интересны ученым, занимающимся проводимостью материалов и хранением спермы и яйцеклеток.

Своей возможностью применения к человеческому организму крионика бросила вызов самым смелым умам, и в результате была создана отдельная отрасль крионики, изучающая заморозку человека. В США эту область науки назвали «криогеникой». Занимавшиеся этой проблемой исследователи (скорее их можно назвать «любителями-энтузиастами») задались вопросом: если у еще молодого человека обнаруживается неизлечимая болезнь, влекущая раннюю смерть, то сразу после смерти этого человека по собственной просьбе можно заморозить, и это будет морально оправдано. Если его тело сохранить при минусовой температуре (при этом атомы фактически будут неподвижны), то ведь не будет никакого разложения? Однако критики-спиритуалисты на это возразят: «Человек все равно будет мертв. Замороженное тело воскресить нельзя. Ведь если он мертв, то у него уже нет души! Откуда же в человека, замороженного десятки лет назад, вернется душа?»

Предположив такую возможность, оправданную с этической точки зрения, «энтузиасты» начали представлять возможные способы заморозки человека вскоре после смерти, тем самым предупреждая разложение и, в особенности, повреждение нервных и нейронных клеток. Они логически предположили, что любой живой организм, замороженный до стадии, когда не повреждаются клетки, может (хотя бы теоретически) быть разморожен и оживлен через десятилетия, когда наука и технологии шагнут вперед. Возможные последствия такого длительного пребывания в замороженном состоянии будут исправлены будущей наукой – как если бы кто-то нажал паузу при просмотре фильма, а потом продолжил. И если низкая температура, таким образом, не причинит вреда, то разве нельзя оживить тело через несколько десятилетий? Все будет зависеть от технологий будущего – намного более развитых, чем сегодняшние.

Больному приятно осознавать, что потеря сознания будет лишь временной. Так же нельзя отрицать, что надежда на жизнь, которая не закончится похоронами или кремацией, а возобновится в технологически продвинутом будущем, психологически обнадеживает: жизнь уже не обязательно ведет к смерти. «Если криогеника не сработает, то это будет уже неважно. Ведь человек уже будет мертвым, и не успеет этого понять». Это то же самое, как засыпать под наркозом перед рискованной операцией. Верить в это намного приятней, чем представлять себе смерть, «небытие» и ад, если он существует. Единственный возможный ущерб – для потомков и наследников, которые будут оплачивать заморозку. Хотя если криогеника сработает, то это обернется еще большим ущербом – ведь придется вернуть наследство, полученное от замороженного «смельчака».

Рассмотрим техническую сторону этой идеи. Позже я кратко познакомлю вас с пессимистичными выводами, к которым я пришел несколько месяцев назад.

Как уже говорились, интенсивная криозаморозка (-196º Цельсия) в 99% случаев остановит разложение тела. Однако такая низкая температура не безвредна. Вода, находящаяся в клетках организма, в процессе заморозки кристаллизуется и увеличивается в объеме; одновременно эти кристаллы, острые по своей форме, прокалывают мембрану клеток, так что при разморозке драгоценная жидкость начнет вытекать. Без воды жизнь клеток и всего человеческого организма невозможна. После разморозки миллиарды клеток окажутся безжизненными, что представляет огромное техническое препятствие к успеху криогеники.

Еще недавно надеждой криогеники были лягушки: в арктическом регионе они замерзают и кажутся мертвыми, но с приходом весны они весело «просыпаются», готовые продолжать биологический цикл питания и размножения. Чтобы сделать этот процесс оживления возможным, организм местной лягушки Rana Pipiens производит соединение на основе сахара, которое предотвращает замерзание воды в клетках, тем самым предотвращая расширение объема жидкости. То есть клетки замораживаются без раздувания. А без раздувания, они сохраняют жизненно необходимый запас воды.

Именно этот процесс хотят постичь сторонники криогеники. Другие препятствия не являются непреодолимыми: так, законодательное требование о том, что для начала заморозки должна наступить «полная» смерть, может быть достигнуто путем удаления крови с помощью глицерина. Требование «констатации смерти» обуславливает необходимость присутствия целой команды специалистов, готовых к быстрым действиям, когда биение сердца остановится, но нейроны еще не пострадают от нехватки кислорода. Однако неясно насколько долго нейроны смогут сохраняться в такой ситуации – если они не выживут, то весь процесс будет сорван. К тому же клетки человека, который предпочел заморозку и проснется через несколько десятилетий, будут в том же состоянии, как непосредственно перед смертью.

Если замороженные лягушки могут снова оживать, сторонникам криогеники остается только синтезировать вещество, которое можно вводить в организм сразу после смерти, что предотвратит заморозку и кристаллизацию воды. Без заморозки воды клетки сохранят свою структуру.

На этой стадии исследования проблемы и при написании романа, признаюсь, моей главной целью было не вселение надежды неизлечимо больному раком и страдающему человеку на  несколько «дополнительных» лет жизни, которые не стоят этого объема работы и затрат. Моя тайная мечта была значительно шире по своему охвату – некое подобие вечной жизни.

Теперь объясню. Если после десятилетий «криосохранения» человек, который был талантливым ученым (подобным Эйнштейну – с огромным количеством знаний и мыслей) проснется, все человечество выиграет от того, что он выжил. Может, он будет жить еще двести, триста лет или даже больше, с образованием новых нервных клеток-хранителей информации, а знание также будет увеличиваться.

Откуда возьмутся новые нейроны? Из эмбриональных, стволовых клеток, способных развиваться в любые типы клеток, в том числе нервные. Даже «лучшие умы» стареют, слабеют и умирают. Природа не забывает о мелочах, и напоминает, что время жизни ограничено. Ни один человек не может прожить больше 130 лет – так он запрограммирован природой. А если кто-то в наши дни и доживет до этого возраста, то это будет живая мумия – слепая, глухая и немая, неспособная к самостоятельной жизни.

К сожалению, стареют даже «светила» ума. Однако регулярное пополнение нейронов новыми, готовыми к работе клетками (даже если для их «введения в строй» понадобится операция на мозге), значительно улучшит работу человеческого мозга. Сейчас нервные клетки мозга самого талантливого ученого постепенно дряхлеют и отмирают. Если же к ним добавятся новые нейроны, то произойдет биологическое слияние новых и старых клеток. Если бы у великого физика Эйнштейна было бы в три раза больше нейронов, то, конечно, он бы сделал еще больше открытий.

И в этот момент, когда я был полон энтузиазма, меня постигло разочарование. Я вспомнил, что не бывает бессмертных клеток. Нейрон – это тоже клетка. Новые нейроны, выращенные из стволовых клеток, будут «новорожденными» и «чистыми», без накопленной информации. Им нужно будет научиться передавать, считывать и записывать знания – и только тогда они смогут помочь пожилому ученому. Предыдущие, «мудрые» нейроны, будут стареть и погибать, в то время как их место в когда-то просветленной голове займут новые, «чистые» клетки. Таким образом, как выразился о новом поколении клеток философ, старые мудрые нейроны будут периодически вытесняться «варварами».

Я не знаю, как сделать нейроны бессмертными, и потому я пришел к неутешительному выводу, что даже если криогеника сработает, возобновившаяся жизнь будет такой же, как и до заморозки. После «воскрешения» человек просто доживет свой отведенный природой срок, если его не сократят болезни. В лучшем случае, медицина будущего выиграет для него несколько лет, но не более того. Это будет всего лишь отрезок времени после паузы, а не продление жизни на десятилетия.

В своем объяснении я настаиваю: даже если человек сможет «ожить» без вреда для организма – что само по себе будет технологическим прорывом, – то он продолжит стареть с того самого момента жизни, на котором он был заморожен. Если его запас нейронов будет периодически пополняться новыми клетками, выращенными из стволовых, то, как я уже сказал, эти клетки будут «чистыми носителями», которые придется заново наполнять информацией. И через какое-то время великий ученый уже не будет самим собой, потому что его «мудрые» старые нейроны отомрут. Так, Эйнштейн не вспомнит, что он родился в Ульме, в Германии, если только кто-то ему об этом не скажет, объяснив это новым нейронам в его голове. Печально, не так ли?

Я даже думал, что если есть Бог, который сотворил такое особенное существо, как человек, «по своему образу и подобию», то он вряд ли хотел, чтобы на Земле жил кто-то настолько ненадежный, жадный и гордый, что однажды захочет жить вечно, пытаясь отнять у Бога эту силу. Не до конца доверяя своему земному созданию, Бог сделал клетки смертными, и как будто наклеил на них ярлык: «Смертный образец. Срок хранения – 120 лет. Употребить задолго до достижения полной зрелости».

Перечитывая свою последнюю статью, ставившую под сомнение выгоды полу-бессмертия, мне в голову пришла мысль, которой я поделюсь с вами сейчас. Эта идея реабилитирует возможности криогеники в отношении великих ученых. Ведь все вышеописанные трудности (что новые нейроны будут лишены накопленной годами информации) не учитывают будущего развития нейронауки в последующие десятилетия, которое сложно предугадать.

Возможно (и только будущее покажет, верно ли это), информация, накопленная в старых нейронах, может передаваться новым клеткам через спонтанный синапсис, сохраняя функциональность мозга ученого. В таком случае, мы сможем сохранять человеческую идентичность и будем зависеть только от технологической возможности будущего по поддержанию жизнеспособности всего человеческого организма – а это намного более легкая задача, чем проблемы с нейронами. Это станет невысказанной мечтой человечества, согласующейся со всегда оспариваемыми предположениями о вечности души – вечности, которую за неимением лучших альтернатив, наполняют мифами о наказании и страшном суде.

Роман «Крионика», который, возможно, единственный в мире затрагивает эту тему, опубликован на английском и португальском языках. В электронном формате книгу можно купить здесь: …………….. .  В то же время книге присущи и черты романа. В ней описывается драма бразильского банкира, обвиненного в убийстве своей жены, прошедшего через банкротство, и заболевшего раком. Он считает свой тюремный срок несправедливым и вместо него проходит процедуру заморозки в США. Читателю предстоит сделать собственные выводы о степени вины и ответственности банкира, который потерял все.

Если читатель интересуется литературой, наукой и философией, то «Крионика» (в оригинале “Criônica”) – идеальная книга, возможно, единственная по этой теме. Она выражает и признает сокровенное желание человечества – достижение полного или частичного бессмертия. Без ущерба для души, если кому-то так покажется.

Конец.